В декабре 2011 г. наша страна будет отмечать 70-летие начала контрнаступления советских войск в Битве под Москвой. В ряду крупнейших сражений Второй мировой войны она занимает особое место.

Именно на подступах к столице гитлеровская армия, в течение двух лет легким маршем прошедшая многие европейские страны, потерпела первое серьезное поражение. Разгром фашистских войск под Москвой явился началом коренного поворота в ходе войны.

Была развенчана фальшивая легенда о непобедимости гитлеровской армии.

К сожалению, сегодня в живых осталось не так много свидетелей тех далеких событий. Еще меньше людей, которые принимали непосредственное участие в обороне города. Их воспоминания поистине бесценны и могут по праву войти в золотую летопись страны.

В районе Чертаново Северное на Сумской улице проживает Владимир Александрович Соколов.

В 1941-м ему было всего 15 лет. Когда началась война, он вместе со сверстниками встал на защиту Москвы, был ранен, затем вступил в ряды Красной армии и прошел с боями от Белоруссии до Берлина.

Большую часть жизни ветеран отдал Военно-воздушным силам и только в 1985 г. в звании полковника вышел в отставку.

В.А. Соколов родился в мае 1926 г. Семья жила на Большой Полянке, напротив знаменитого «дома на набережной». Через несколько лет переехали на Бауманскую.

«Утро 22 июня выдалось теплым и очень солнечным, — вспоминает Владимир Александрович, — мама ушла на работу, а я отсыпался и занимался домашними делами.

Около полудня мама неожиданно вернулась и сказала, что началась война. Всей семьей с замиранием сердца мы слушали радиообращение Молотова. Отца, участника империалистической и гражданских войн, призвали на фронт почти сразу. Но служил он недалеко от Москвы инструктором противовоздушной обороны. Отец нас навещал, иногда приносил продукты, делился пайком, рассказывал последние фронтовые новости.

Когда начались налеты гитлеровской авиации, недалеко от нашего дома на Бакунинской улице был создан отряд самообороны. В него записались все мальчишки из окрестных дворов. В нашу задачу входил обход района в вечернее время. Мы следили за тем, чтобы окна были плотно зашторены. Завидев свет, бросались в парадную, чтобы сообщить жильцам о нарушении. Во время авианалетов мы с ребятами дежурили на чердаках жилых домов — тушили бомбы-«зажигалки».

Надо отдать должное городским властям — все чердаки во избежание пожаров были приведены в порядок, на каждом было все необходимое для обезвреживания зажигательных бомб — ящики с песком, бочки с водой, специальные перчатки, щипцы, лопаты и пр. Бомбы падали на крыши с огромным свистом, пробивали чердаки. Мы их тушили, хватая за цоколь и бросая в бочку с водой. Но иногда «зажигалки» скатывались по кровле и зависали на краю крыши. Тогда нам приходилось обвязываться веревкой и аккуратно карабкаться к водостоку. Внизу снаряд уже «встречали» наши помощники. Немцы прилетали практически ежедневно, как по расписанию, ровно в десять вечера.

Во время одного из налетов мы, как всегда, дежурили на крыше дома.

Кругом стрельба, взрывы, залпы, лучи прожекторов.

На моих глазах зенитчики сбили фашистский самолет, он упал где-то в Измайлово.

Его обломки разлетелись во все стороны. Я почувствовал удар по голове, но даже не обратил на это внимания. Когда стрельба стихла, спустился вниз и почувствовал испарину. Провел рукой по шее, и увидел, что она вся в крови.

Оказалось, осколком по касательной задело затылок. По странному стечению обстоятельств второе ранение, которое я получил уже на фронте, под Варшавой, пришлось на то же место. Друзья вызвали «скорую помощь», и меня отвезли в больницу, где я пролежал почти месяц, — оказалось, что из-за удара по голове я получил трещину черепа.

Помимо работы в отряде самообороны в мои обязанности входило отоваривание продуктовых карточек. Как только открывался магазин, мальчишки стремглав бросались ко входу, чтобы занять очередь. Талоны были разные: на хлеб, масло и так далее. Но нередко один продукт заменяли совершенно другим. Так, вместо масла я часто приносил селедку. Мама ее сначала вымачивала в воде, а затем жарила на вазелиновом масле. Запах стоял ужасный, но было вкусно.

1 сентября школы в Москве не открылись, и какое-то время я был предоставлен сам себе. Попробовал учиться в экстернате, но мне там не понравилось.

Тогда я записался в аэроклуб, который находился в Тушино. Неудивительно, что меня потянуло в авиацию, ведь в 30–40-е годы все молодые люди были буквально одержимы самолетами. Летчики в красивой элегантной форме казались нам небожителями. Нас учили обслуживать легендарный По-2. Этот самолет специально разрабатывался для первоначального обучения и обладал хорошими пилотажными качествами. Инструкторы объясняли нам основные конструктивные особенности машины.

Вместе с ними мы облетали аэродром, но покидать «зону» нам категорически запрещалось.

С приходом холодов папа, которого на тот момент уже комиссовали по состоянию здоровья, принес и установил в большой комнате «буржуйку», трубу вывели прямо в окно. Дров не было, поэтому топили чем придется, иногда даже мебелью. Еду тоже подогревали на печке.

Мне хорошо запомнилось 16 октября, когда по Москве прошел слух, что немцы прорвались в район Химок (потом я узнал, что некоторые мотоциклетные отряды действительно там были). По центральным улицам города потянулись вереницы людей.

У каждого в руках были чемоданы и тюки, за спинами рюкзаки. К вечеру город практически опустел. У моего отца даже был план: в случае если бы немцы взяли Москву — отступать всей семьей вместе с нашими войсками.

Однако в то, что столица может быть сдана, он никогда до конца не верил.

Осенью 1941-го в Москве были отмечены факты мародерства. Дежуря в отряде самообороны, мы не раз видели, как милиционеры задерживали людей с огромными сумками, набитыми маслом или хлебом. Подобные случаи сразу же пресекались и не носили массового характера.

В городе много говорили о директоре завода «Готовальня», который на своей машине пытался вывезти с предприятия большое количество дорогой ткани. Его задержали и «сдали» органам сами работники завода.

Хорошо помню, как в декабре 1941 года по радио объявили, что противник отброшен на десятки километров от столицы. Это была первая большая победа Красной армии, мы ликовали. Услышав сообщение диктора, мы вскочили с кроватей (было уже поздно), и мама стала накрывать на стол. Радостное событие отметили хлебом и квасом.

На другой день, несмотря на мороз, люди танцевали прямо на улицах, все приветствовали друг друга и желали новых побед над врагом.

В 1943 году я получил предписание явиться в военкомат, где мне сообщили, что призывают в армию. Я немного опешил, ведь точно знал, что на фронт забирали по достижении совершеннолетия. Посоветовавшись с отцом, я решил идти, ведь многие мои друзья уже воевали.

Медали «За боевые заслуги» и «За оборону Москвы» мне прислали уже в часть.

С однополчанами я прошел почти через всю Белоруссию, Польшу, где мы освобождали Варшаву, и дошел до Берлина. За несколько дней до Победы в пригороде Берлина мы приняли один из самых тяжелых боев. Немецкие части прорывались в американскую зону, чтобы сдаться в плен, а мы оказались на их пути. В том бою погибло очень много моих товарищей, самое обидное, что до Победы оставались считанные дни.

За один день меня трижды ранило, сильно повредило палец, осколки попали в руку и плечо. Один из них я ношу до сих пор».