ЦАРЬ МИХАИЛ И КОРОЛЕВИЧ ВЛАДИСЛАВ
 

Новый праздник 4 ноября — День народного единства — возвращает нас к событиям, когда Россия возрождалась после Смутного времени. Но когда реально закончилась Смута? После освобождения Москвы от поляков отрядами Минина и Пожарского в 1612 г. или на следующий год, с избранием на российский престол Михаила Романова? На самом деле сказать, что период разрухи и распада страны преодолен, можно было только после наступления прочного мира. Но путь к нему оказался тяжелым испытанием для новой российской власти. Не раз казалось, что Смутное время может вернуться, и страна вновь погрузится в хаос.
Во время избрания на царствование Михаилу Романову было шестнадцать лет. Его отец, Федор Никитич Романов, по материнской линии приходился двоюродным братом последнему царю из угасшей династии Рюриковичей Федору Ивановичу. При Борисе Годунове Федора Никитича заключили в монастырь, насильно постригли в монахи под именем Филарет. Потом он стал митрополитом, возглавил посольство в Польшу, где попал в плен. Детство его сына Михаила проходило либо в ссылках, либо в отдаленных вотчинах. По некоторым данным, он едва умел читать и писать, что для тогдашней русской элиты вообще-то было немыслимым.
Едва ли по силам такого царя-подростка было собрать заново страну, выстроить государственное хозяйство фактически с нуля, ведь на первых порах в разоренной Москве не было хлеба даже «для царского обихода». Но дело в том, что после освобождения Москвы от врагов настоящим правительством России стал Земский Собор — собрание выбранных представителей от всех русских городов. Обычно такие Соборы собирались на короткое время для принятия конкретного важного решения. Но теперь ситуация в стране была такова, что краеугольные проблемы государства приходилось решать чуть ли не каждый день. Поэтому после избрания Михаила Земский Собор действовал без перерыва несколько лет, помогая молодому царю.
Постепенно жизнь государства налаживалась. В 1614 г. власть царя Михаила признал мятежный юг страны, где бесчинствовал служивший прежде самозванцам атаман Заруцкий. На следующий год к самой Москве подступил с войском другой казачий атаман — Баловень, но и с ним удалось справиться. С переменным успехом велась война с внешними врагами. Русские войска были разбиты шведами под Новгородом, но и сами шведы оказались отброшены от Пскова. После долгих переговоров Швеция согласилась на мир, вернула Новгород, правда, оставив за собой устье Невы и полностью отрезав Россию от Балтийского моря.
Оставался самый опасный враг — Польша. Если шведы посягали только на часть русских земель, то поляки хотели получить все. Они помнили, что недавно у них это едва не получилось. В 1610 г., когда польская армия вторглась в Россию, Боярская дума признала Владислава, малолетнего сына польского короля Сигизмунда III, русским государем. Русский люд, уже успевший натерпеться от Смуты, послушно присягнул тогда новому царю. Но Сигизмунд (на Руси его звали Жигимонтом) скоро дал понять, что намеревается просто присоединить Россию к Польше. Король отказался отпустить Владислава в Москву, и бояре во время заседаний вынуждены были обращаться к стоявшему в Думе пустому трону, вернее, к распоряжавшемуся в русской столице от имени отсутствовавшего царя коменданту польского гарнизона...
Именно вероломство поляков послужило оправданием для русских подняться на освобождение страны. Присяга королевичу Владиславу, поскольку он не появился в Москве, была признана недействительной. Прошли годы, и повзрослевший Владислав сам собрался в новый поход. Польский королевич был лишь на год старше русского царя, однако между этими двумя молодыми людьми едва ли можно было найти много общего. Михаил — не лишенный природного ума и рассудительности, но чрезвычайно тихий и застенчивый, совершенно мирный человек, которого невозможно было представить на поле брани, и Владислав — блестяще образованный, с самых юных лет проявивший себя и расчетливым дипломатом, и опытным военачальником. Позднее, унаследовав отцовский трон, Владислав станет одним из лучших королей в истории Польши. Но сейчас он намеревался стать правителем России.
Летом 1616 г. варшавский сейм принял решение о выделении Владиславу войска — всего 11 000, но чтобы справиться с полуживой, как считали, Россией, этого казалось вполне достаточным. Помогать королевичу должен был гетман Карл Ходкевич — тот самый, кого одолели под Москвой Минин и Пожарский. Теперь Ходкевич стремился взять реванш за свое прошлое поражение. Военные сборы заняли много времени, только осенью 1617 г. Владислав вступил в русские пределы.
Отправляясь в поход из Варшавы, Владислав провозгласил своей целью торжество католической веры, расширение границ Польши и «завоевание северного государства». Однако по мере приближения к рубежам России поведение королевича изменялось. Он посещал православные церкви, раздал своим отрядам знамена с московским гербом. В русскую столицу была направлена грамота, гласившая, что царь и великий князь Владислав Жигимонтович, достигнув совершеннолетия, готов быть самодержцем всея Руси и «неспокойное государство по милости Божией покойным учинить». В свою пользу Владислав приводил собственное королевское происхождение, заявляя, что «не от царского корня государю быть трудно». Также он напоминал о крестном целовании (присяге), которое русские люди некогда ему дали. В случае покорности Владислав обещал всем всевозможные милости, в том числе и Михаилу, если он добровольно уступит царский трон.
На первых порах кое-где такие призывы срабатывали. Все же Владислав был не каким-нибудь самозванцем, к которым привыкли в Смутное время, а действительно «природным государем». Некоторым это казалось преимуществом по сравнению с Михаилом, ставшим царем по выбору простых людей. Владиславу открыли ворота Дорогобуж и Вязьма. «Царь»-королевич торжественно прикладывался к выносимым ему православным иконам, щедро одаривал своих новых подданных. Однако в Москве на грамоты Владислава не обращали внимания. Отряды, направленные королевичем в русские города, начали терпеть поражения. Русские отстояли Можайск, Тверь. В Калуге, куда поляки было ворвались, им дал решительный отпор прославленный русский воевода князь Дмитрий Пожарский.
Военные действия затягивались. Польское войско, жестоко страдая от наступивших холодов, начало роптать, требуя обещанных денег. Тем не менее Владислав отказался отступать и встал на зиму под Вязьмой. Весной следующего 1618 г. королевич вновь перешел к активным действиям. Гетман Ходкевич предлагал наступать на менее опустошенную войной Калугу. К тому же поражение защищавшего этот город Дмитрия Пожарского, по убеждению уже раз битого им гетмана, стало бы для поляков огромной моральной победой. Однако Владислав желал идти прямо к русской столице. На несколько месяцев поляков задержал лежавший на их пути Можайск. Когда оборонять крепость уже не стало сил, подошедший из Калуги князь Пожарский обеспечил отход русских войск из Можайска к Москве. Земский Собор готовил столицу к решающей битве. Все русское войско и москвичи дали клятву — «за православную веру и государя стоять, с ним в осаде сидеть и биться с врагами до смерти, не щадя голов своих, а на королевичеву и ни на какую прелесть (то есть уговоры. — Прим. автора) не покушаться». Решимость русских подкрепляло то, что их юный царь, несмотря на опасность, оставался в Москве.
Положение между тем было по-настоящему угрожающим. Помимо Владислава, появился новый враг. С юга наступал прославившийся в битвах с турками запорожский гетман Павел Конашевич Сагайдачный с 20-тысячной казацкой армией. Насчет Владислава на Украине питали большие надежды, поэтому запорожцы решили помочь королевичу под Москвой. Против гетмана двинулся с войском Дмитрий Пожарский, но тут не вовремя дала о себе знать его старая рана. Больного князя Дмитрия отвезли в Москву, а следом туда же отступило и русское войско, дезорганизованное потерей полководца. В конце сентября Владислав и Сагайдачный одновременно появились под стенами Москвы. По словам летописца, в этот момент на москвичей напал великий ужас, тем более что в небе неожиданно появилась комета — предвестница бедствий.
Однако вскоре защитники Москвы преодолели свой страх перед грозным врагом. Владислав начал наступление в ночь на 1 октября. Большие надежды поляки возлагали на знаменитого минного мастера Новодворского, участвовавшего ранее во взятии Смоленска. Он сделал специальные компактные мины, которыми можно было разрушать укрепления. Новодворский уже прилаживал свое устройство к Арбатским воротам Белого города, когда был ранен пулей в руку. Русские предприняли вылазку и к утру оттеснили поляков из Москвы. Неудачным оказался и приступ Тверских ворот, где польские штурмовые лестницы оказались слишком короткими для московских стен. Впрочем, отбить штурм помогли не эти случайности, а мужество русских воинов. Как простой ратник в эту ночь сражался и больной Дмитрий Пожарский, пришедший вместе со всеми по набату к Арбатским воротам.
У Владислава, расположившегося лагерем на Тушинском холме, хватило ума не повторять ошибки Лжедмитрия II, ранее безуспешно простоявшего в том же Тушино два года. Королевич отступил от Москвы и предложил переговоры. Польские послы по-прежнему убеждали русских в выгодах принять царем Владислава, в противном случае угрожая «навесть такой покой, что ни одного младенца в Москве и других городах не останется». Русские же каждый раз говорили: «Мы другого государя себе выбрали, крест ему целовали, венчан он уже венцом царским, и мы не можем ему отступить».
1 декабря 1618 г. в деревне Деулино в трех верстах от Троице-Сергиева монастыря было подписано перемирие от имени польского королевича Владислава и русского царя Михаила. Россия вынуждена была уступить Польше 29 своих городов, захваченных прежде поляками. Владислав же до конца так и не отказался от претензий на российский престол, хотя королевичу ясно дали понять, что русские люди в царстве ему «отказали накрепко». Блестящему королевичу, о походе которого на Россию еще долго будут вспоминать, а потом пересказывать эти события в сказаниях, русские предпочли тихого богобоязненного Михаила, внимающего советам знающих людей. Смуте, наконец, был положен полный конец.

 

Д. Никитин, кандидат исторических наук