В области городского благочиния произвол царизма органично перерос в большевистский террор, с 1920 г. не знавший пощады ни к кому, в том числе к нарушителям санитарных норм.

Как минимум раз в год весь пролетариат и трудовая интеллигенция поголовно привлекались к уборке улиц — сам дедушка Ленин был вынужден носить свое знаменитое бревно, и хотя в дальнейшем он на субботники не ходил из-за пошатнувшегося здоровья, традиция пережила даже советскую власть.

Продолжение.

Начало в № 5-2009 г.

И в период оттепели решение исполкома Моссовета (от 26 апреля 1957 г.) почти не оставляло шансов микробам: «Дворы домовладений должны всегда содержаться в чистоте, подметаться по мере необходимости, но не менее двух раз в день. Мусор и сухие отбросы должны собираться в мусоросборники (ящики), которые должны быть всегда плотно закрыты. В неканализованных владениях должны быть устроены помойницы с водонепроницаемыми выгребами, защищенные от дождя и снабженные вентиляционной трубой. Все приемники для мусора и отбросов должны регулярно очищаться» (помойницы — не реже одного раза в 5 дней). Вывоз мусора производился районными трестами очистки. В жилых домах, где была введена система сбора пищевых отходов (для снабжения подмосковных свинарников), управдомы и коменданты должны были обеспечивать их регулярный сбор и полную очистку бачков.

«Плюй, Анка, угощаю»

На улицах, площадях, мостах и бульварах действовали не менее свирепые правила. Во всех перечисленных местах, а также во дворах запрещалось плевать, бросать бумагу, окурки, мусор, за что решение исполкома Моссовета от 22 марта 1957 г. сулило штраф от 10 до 25 руб., налагаемый на месте органами милиции, которые в ту пору не сидели по своим отделениям, а постоянно гоняли по городу с целью кого-нибудь прищучить. Размер штрафа был вполне доступен простому человеку, который, как в советском анекдоте, захотел бы сделать приятное своей подруге. Но при отягчающих обстоятельствах за такие действия можно было угодить в административную комиссию при райисполкоме, которая имела право штрафовать на 100 руб. Тысячи плакатов обращали внимание граждан на то, что чисто не там, где метут, а там где не сорят. На практике чище всего было там, где гражданам начислялись немилосердные штрафы, и этот свой вклад в гигиену власти вносили не жалея себя, однако и эксплуатирующие организации не были оставлены их вниманием.

Уборку мостовых домоуправления обязаны были производить в длину на протяжении всего участка домовладения, а в ширину — до середины улицы (в течение всего дня по мере появления мусора). Это не освобождало от забот трест уборки улиц, который своим чередом в летнее время драил и мыл магистрали, площади и набережные с 24 часов до 7 утра, после чего, по мере необходимости, поливал те же объекты с 11 до 18 часов.

Своего рода научную основу имело удаление домового мусора на усовершенствованные свалки, требуемая площадь которых определялась в 0,3 га на 100 тыс. человек в год (на ту же численность населения требовались 12–15 мусоровозов). Период застоя, возможно, стал золотым веком для городской очистки, вызвав к жизни многочисленные мелкие коммунальные машины. В то время еще никому не приходило в голову использовать в процессе подметания дворов и тротуаров мощные трактора — для этой цели применялись микротягачи (с мотором от «Запорожца» и даже на базе мотоциклетных агрегатов, которые на трех толстых колесиках возили за собой крохотные прицепчики, бочечки и щеточки). Уже тогда власти задумывались о мирном сосуществовании жителей и коммунальной инфраструктуры — по Инструкции Минкоммунхоза РСФСР от 18 мая 1965 г. «мусоросборники по возможности устанавливаются на расстоянии не ближе 15 м от входных дверей и окон, выгреба для помоев на расстоянии 5 м от фундаментов.

Бытовой мусор должен вывозиться не реже 1 раза в три дня, а в периоды года с температурой выше 14–20 градусов — ежедневно».

Желание, не совпадающее с возможностями

Вероятно, так продолжалось бы вечно, если б наша планета имела свою Московскую область — место, самой природой созданное для организации полигонов ТБО. Однако мест, где еще не выливали помоев, все меньше и меньше, а мусора все больше и больше (в прошлом году на земном шаре его набралось свыше 2 млрд. т), что поневоле заставляет задуматься о более разумных способах самоидентификации. Тем более что первая попытка производства энергии из мусора относится к середине позапрошлого века, когда в Англии начал действовать первый «деструктор» — паровая машина, частично использующая в качестве топлива горючие отходы. Такой подход не является откровением и для нашей страны, которая лишилась возможности стать пионером рециклинга по объективным причинам.

Как признавали еще при советской власти, «вывозимые из населенных мест отбросы представляют значительную санитарнуюопасность и при неорганизованном сваливании вокруг городов загрязняют почву, воздух, подземные и поверхностные воды, вызывают размножение мух. Поэтому городские отходы должны подвергаться возможно быстрому правильно организованному с технической и санитарной сторон обезвреживанию. Наряду с вредными свойствами городские отбросы содержат большое количество ценных для народного хозяйства составляющих: вторичное сырье и, что самое основное, значительное количество органического вещества, которое может быть использовано как высококачественное органическое удобрение и биотопливо. В качестве основного метода обезвреживания везде, где к этому имеется возможность, рекомендуется переработка их в органическое удобрение и биотопливо». Для обезвреживания мусора опять-таки только рекомендовалось применять полевое компостирование с использованием машин.

Это не мешало директору института Генплана Москвы Яновскому еще в 1978 г. удивлять доверчивых иностранцев тем, что большая часть из 2 млн. т отходов, ежегодно возникающих в Москве, превращаются в компост на восьми заводах и используются в качестве удобрения. Однако и меньшей части, вероятно, хватало для того, чтобы завалить почти доверху имеющиеся в Подмосковье 48 полигонов ТБО суммарной площадью более 800 га. В последнее время 13 из них закрыто по причине переполненности, а оставшиеся имеют коэффициент заполняемости от 0,7 до 0,9. Между тем годовой мусорный урожай увеличился примерно в 10 раз (оценки специалистов расходятся), правда, большую его часть составляют отходы промышленности. Перерабатывается всего 18%, остальное своим чередом попадает на свалки.

Совсем недавно объявлено о закрытии наиболее эффектной из них — Саларьевской, отделенной лишь забором от Хованского кладбища (якобы есть мнение организовать в этом приятном месте рай для любителей фристайла). Гигантский стометровый холм мусора нависает над местом последнего упокоения десятков тысяч москвичей, однако жизнь на нем не прекратилась. Если присмотреться, на вершине этой современной пирамиды копошатся самосвалы. По всей вероятности, поле чудес, как в волшебной сказке, не хочет отпускать своих детей и продолжает приумножать инвестированные в него средства.

«Скорей!» — за стеклом товар блестит. «Зачем?» — тихо мусор шелестит»

В принципе все необходимое для научной утилизации мусора сделано. Нормативная база разложила все возможные отходы по полочкам, свой уникальный код имеют бой свеклы и свекловичные хвосты, загрязненная мучка и картофельная мезга, стружка древесных плит и пыль асбоцементная, мездра и навоз конский перепревший. Отсюда один шаг до раздельного сбора мусора и его последующей переработки, и надо отдать должное властям — в некоторых районах мусоросортирующие станции уже заработали. Свой вклад вполне могли бы внести москвичи — едва ли они станут отделять очистки морковные от выжимок овощных, да и цель такой дробной классификации не совсем понятна. Однако пищевые отходы от прочих бытовых они без труда могли бы отделить, как это и делалось десятилетиями при советской власти (по данным опросов, около 20% населения проявляет к этому готовность, и уже потому сбор давно пора организовать).

Сортировка мусора важна и потому, что мусоросжигательные заводы безвредны лишь до тех пор, пока в них не попадают опасные отходы. С учетом того, что в мусоропроводы летит все подряд, от осветительных приборов до батареек и разбитых градусников, нетрудно понять, что сжигание таких масс может отрицательно сказаться не только на жителях близлежащих районов, но и на обслуживающем персонале. Однако и с переработкой отходов не все так просто, как хотелось бы защитникам окружающей среды. Например, для изготовления компоста важен состав мусора, нужны различные добавки, а еще лучше — биологические активаторы для ферментного разложения. Не лучше обстоит дело с вторсырьем, за исключением разве что металла, который всегда приветствуют разного рода скупки. Даже старая бумага, сбор которой приводил в ужас многие поколения пионеров, может использоваться при переработке всего несколько раз.

Вероятно, со временем несколько более заметная часть городских отходов станет попадать на переработку, но забыть о свалках при нынешнем накале потребительского ажиотажа едва ли получится. Нужно быть большим поэтом, чтобы расслышать тихий голос мусора на задворках, призывающего задуматься о том, так ли необходимо хватать все подряд с блестящих прилавков. Еще недавно концепция почти «нулевых отходов» была объективной реальностью — пищевые отходы полностью шли на корм домашнему скоту, стеклянные бутылки мыли и вновь пускали в дело, одежду многократно латали и выбрасывали лишь тогда, когда она уже не поддавалась починке.

На новом этапе своего развития, при наличии всех мыслимых и немыслимых возможностей для прожигания жизни, человечество может преодолеть свою болезненную тягу к стяжательству только осмысленно. Как ориентировал классик, «пусть ваша жизненная ладья будет легка и несет лишь то, что необходимо, уютный дом, простые удовольствия, двух-трех друзей, кошку, собаку, сколько нужно еды и одежды». В этом случае — особенно если нам поможет кризис — не исключено, что мы оставим о себе память более достойную, чем гигантский кьёккенмединг или запачканные пластиковые пакеты, летающие над смиренным кладбищем, перерастающим в двор отбросов.

Н. Голиков